Что такое наука и чем она не является

Современная наука и технология относятся к числу самых удивительных достижений человечества. Мы понимаем гораздо больше о сложной внутренней работе творения, чем в любую более раннюю эпоху, и у нас гораздо больше контроля над ней. Я щелкаю выключателем, и ночь превращается в день. Я провожу пальцем по стеклянному экрану и могу поговорить лицом к лицу со своим сыном в Албании. Я забираюсь в длинную крылатую трубу и через несколько часов вылезаю на другой континент. Любой, кто думает, что современные технологии разочаровывают, должно быть, утомлен; мы живем в мире волшебства, плода проекта, который начался с «Плодитесь, размножайтесь, управляйте» и присвоения Адамом имен животным.

Однако репутация науки раздута, поскольку она стала, по словам Пола Тайсона, «первым истинным дискурсом» современной цивилизации, мировоззрением, которое определяет, судит и исправляет всех остальных. Только научный факт считается Истинной истиной, а другие формы исследования приближаются к Истинной истине, переделывая себя по образу науки. Этот раздутый взгляд на науку подпитывает популярный миф о том, что наука — это чисто эмпирическое, чисто объективное предприятие, дающее фиксированные, всеобъемлющие и неоспоримые результаты. Все это неправда. Чтобы обесценить науку, нам нужно реалистично относиться к тому, чем наука является, а чем нет.

Во-первых: наука — это не просто накопление наблюдаемых фактов. Научное наблюдение усиливается инструментами. Наши знания о микроорганизмах и глубоком космосе полностью основаны на технических артефактах. Ученых необходимо обучать использованию инструментов, а сами инструменты всегда подвергаются сомнению: что инструмент улавливает, а что упускает? Влияет ли сам аппарат на то, что мы наблюдаем? Правильно ли он откалиброван?

Кроме того, ученые не довольствуются сбором и систематизацией фактов. Это для любителей, и даже любителям приходится интерпретировать то, что они узнают: какую бабочку куда следует прикрепить? Настоящие ученые теоретизируют, и, как указывает Уилфрид Селларс, теории часто объясняют ощутимые явления, ссылаясь на невидимые сущности и силы: яблоки падают (ощутимо) из-за гравитации (неощутимо). Теории стремятся предоставить простые и элегантные объяснения, которые «сохраняют видимость». Теоретизирование — это всегда спекулятивный выход за рамки данных. А затем теории восстанавливаются и влияют на то, что мы видим и как мы это интерпретируем. Ничто из этого не является проблемой; так работает современная наука. Но это означает, что всегда есть место для интерпретаций и догадок. Даже в самом эмпирическом смысле наука – это не «просто факты».

Во-вторых: наука, по словам Стивена Шейпина, «никогда не бывает чистой». Ученые — люди, ими движут все нормальные человеческие побуждения — амбиции, соперничество, любовь, ненависть, желание знать. Как и все остальные, у ученых есть базовые представления о том, как устроен мир. Ученый-материалист может предложить материалистическую теорию потому, что она соответствует его предположениям, а не потому, что она лучше всего объясняет данные. Ученые приходят к своей работе с имплицитной картиной мира: природа «красная клыками и когтями», или природа как божественно упорядоченная иерархия, отражающая иерархию добродетельной души, или природа как заботливая, хотя иногда и бурная мать, или природа как машина. Ученый предполагает некое неявное отношение к объекту исследования: щедро ли природа раскрывает свои тайны или ее нужно допрашивать, даже пытать, чтобы снять с нее вуаль? Ученый Орфей, очаровывающий природу, или Прометей, господствующий над ней, или Эдип, обманывающий ее?

Даже научные методы основаны на существенных обязательствах. Как утверждали Элвин Плантинга и другие, «методологический натурализм» исключает определенные категории истины из сферы «науки». Плантинга задает очевидный вопрос: не должны ли ученые, пытаясь понять реальность, использовать все, что они знают, включая такие истины, как «Слово стало плотью»? Научные методы делают богословские предположения. Поскольку наука зависит от концепции «естественного закона», она неявно признает существование законодателя. Иногда метод богословен в том смысле, что он антитеологичен. «Бог не имеет отношения к этому явлению» и «не все согласуется в Сыне» — это богословские утверждения.